Удалось сделать чтения в Ванкувере, 500 долларов плюс за билет и проживание. Спонсор, Барт МакИнтош, дергался насчет пересечения границы. Я должен был лететь в Сиэттл, он меня там встретит, и мы переедем на ту сторону на его машине, потом, после чтений, я уже сяду на самолет из Ванкувера в Л.А. Я не совсем понял, что всё это означает, но сказал ладно.

И вот я снова в воздухе и пью двойную водку-7. Сижу с коммивояжерами и бизнесменами. У меня с собой маленький чемоданчик с запасными рубашками, исподним, чулками, 3 или 4 книжками стихов – а также отпечатанные на машинке 10 или 12 новых стихов. И зубная щетка с пастой. Смешно ехать куда-то, чтобы тебе заплатили за то, что прочел стихи. Мне это не нравилось, и я никогда не мог избавиться от мысли, насколько это глупо. Пахать, как мул, пока не стукнуло полтинник, на бессмысленных, низких работах – и вдруг неожиданно запорхать по всей стране этаким оводом со стаканом в руке.

МакИнтош ждал меня в Сиэттле, и мы сели к нему в машину. Поездка оказалась хорошей, поскольку ни он, ни я слишком много не болтали. Литературный вечер финансировался частным лицом – я предпочитал такие чтения тем, за которые платил университет. Университеты напуганы; среди всего прочего, они боятся поэтов из низов, но, с другой стороны, им слишком любопытно, чтобы проморгать такого.

У границы ждать пришлось долго: скопилась сотня машин.

Пограничники просто-напросто оттягивались. Время от времени они выдергивали из ряда какую-нибудь колымагу, но ограничивались одним-двумя вопросами и махали народу: проезжайте. Я не понимал паники МакИнтоша по поводу всей этой процедуры.

– Мужик, – сказал он, – мы прорвались!

Ванкувер лежал недалеко. МакИнтош остановился перед гостиницей.

Выглядела она хорошо. У самой воды. Мы получили ключ и поднялись. Приятный номер с холодильником, и – спасибо какой-то доброй душе – в холодильнике стояло пиво.

– Возьми одно, – сказал я.

Мы сели и присосались к пиву.

– Крили был здесь в прошлом году, – сказал он.

– Вот как?

– Это что-то вроде кооперативного Центра Искусств, он самоокупаемый. У них большие членские взносы, помещение снимают и вс такое. Твое шоу уже все распродано. Силверс сказал, что мог бы кучу денег заработать, если б задрал цену на билеты.

– Кто такой Силверс?

– Майрон Силверс. Один из Директоров.

Мы добрались до скучной части.

– Я могу повозить тебя по городу, – предложил МакИнтош.

– Не стоит. Я и пешком могу.

– Как насчет пообедать? Контора платит.

– Бутерброда достаточно. Я не голоден.

Я прикинул, что если выманить его наружу, то смогу его бросить, когда поедим. Не то, чтобы он нехорош – просто большинство людей меня не интересует.

Мы нашли место в 3 или 4 кварталах. Ванкувер – очень чистенький городок, и у людей нет во внешности жсткости большого города. Ресторан мне понравился. Но когда я заглянул в меню, то заметил, что цены там процентов на 40 выше, чем в моем районе Л.А. Я съел бутерброд с ростбифом и выпил еще одно пиво.

Хорошо оторваться от Штатов. Настоящая разница. Женщины выглядят лучше, всё ощущается спокойнее, менее фальшиво. Я доел бутерброд, затем МакИнтош отвез меня назад в гостиницу. Я расстался с ним у машины и поднялся на лифте к себе. Принял душ, одеваться не стал. Стоял у окна и смотрел вниз, на воду. Завтра вечером всё окончится, я получу их деньги и к полудню снова окажусь в воздухе. Жалко. Я выпил еще 3 или 4 бутылки пива, затем лег в постель и уснул.

Они привезли меня на чтения на час раньше. Там стоял и пел молоденький пацанчик. Пока он пел, публика, не переставая, разговаривала.

Звякали бутылки; хохот; хорошая пьяная толпа; как раз мой народ. За сценой мы выпили – МакИнтош, Силверс, я и парочка еще кого-то.

– Ты – первый мужчина-поэт, который к нам попадает за последнее время, – сказал Силверс.

– То есть как это?

– Я имею в виду, что у нас была длинная череда одних педаков.

Это перемена к лучшему.

– Спасибо.

Я в самом деле им прочел. К концу я был пьян, они – тоже. Мы пререкались, мы немного огрызались друг на друга, но, в основном, всё было нормально. Мне вручили чек еще до начала, и это немного способствовало манере чтения.

После этого в большом доме устроили пьянку. Через час или два я обнаружил себя между двух женщин. Одна блондинка, будто выточенная из слоновой кости, с прекрасными глазами и красивым телом. Она пришла туда со своим приятелем.

– Чинаски, – сказала она через некоторое время, – я иду с вами.

– Минуточку, – ответил я, – а как же ваш приятель?

– На фиг, – сказала она, – да он – никто ! Я иду с вами!

Я посмотрел на мальчонку. В глазах у него стояли слезы. Он весь дрожал. Влюблен, бедолага.

У девушки по другую сторону волосы были темные. Тело такое же хорошее, но в смысле лицевой привлекательности уступала.

– Пойдемте со мной, – сказала она.

– Что?

– Я сказала, возьмите меня с собой.

– Минутку.

Я снова повернулся к блондинке.

– Послушайте, вы прекрасны, но я с вами пойти не могу. Мне не хочется делать больно вашему другу.

– Да пошел он на хуй, этот сукин сын! Он говно.

Темноволосая девушка тянула меня за руку:

– Сейчас же берите меня с собой, а не то я ухожу.

– Ладно, – ответил я, – пошли.

Я нашел МакИнтоша. Не похоже, чтобы он чем-то был занят.

Наверное, не любил вечеринок.

– Давай, Мак, отвези нас обратно в гостиницу.

Принесли еще пива. Темноволосая сказала, что ее зовут Айрис Дуарте. Наполовину индианка и работала «танцовщицей живота», как она выразилась. Она встала и потрясла им. Смотрелось недурно.

– Чтобы достичь полного эффекта, на самом деле тебе костюм нужен, – сказала она.

– Мне? Не нужен.

– Я имею в виду, что мне нужен, чтобы хорошо выглядеть, понимаешь.

Она и походила на индианку. Нос и рот индейские. Ей можно было дать года 23, темно-карие глаза, говорила тихо – и это великолепное тело. Она прочла 3 или 4 моих книжки. Отлично.

Мы выпивали еще с часик, затем отправились в постель. Я повыедал ее, но когда оседлал, то лишь двигал и двигал, безо всякого результата. Очень жаль.

Утром я почистил зубы, поплескал на физиономию холодной водой и вернулся в постель. Начал заигрывать с ее пиздой. Она увлажнилась – я тоже. Я влез. Вкрутил его, думая обо всем этом теле, обо всем этом хорошем молодом теле.